Заявление американского президента о готовности Москвы обсуждать сокращение ядерных арсеналов, сделанное во время встречи с южнокорейским коллегой, можно было бы назвать сенсационным — если бы не любовь нынешнего хозяина Белого дома к громким высказываниям. Тем не менее и проигнорировать эту интервенцию было бы неразумно. Как минимум она отражает если не действительное, то желаемое или кажущееся таковым в глазах Дональда Трампа. И в какой-то мере позволяет пролить свет на внешнеполитическое мышление нынешних руководителей Белого дома

Иллюстрация: Andrei Cojocaru

Пожалуй, самым важным здесь представляется то, что тема стратегической стабильности действительно обсуждалась на саммите на Аляске. До последнего заявления Трампа казалось, что стороны ограничились обсуждением мирного процесса по Украине, оставив за скобками весь остальной багаж двусторонних отношений — не столько стратегическую стабильность, но и экономику, кибербезопасность, Арктику и другие возможные области взаимодействия. В какой-то мере на это указывало не только молчание по этим вопросам, но достаточно быстрое завершение саммита: вместо прогнозируемого пресс-секретарем российского президента семичасового марафона стороны разошлись после трех часов. Значит, обсуждалось самое насущное, то есть, конечно же, нынешний конфликт.

Высказывание американского президента, подкрепленное отсутствием немедленного опровержения этого заявления со стороны Москвы, подтверждает, что тема стратегической стабильности на встрече на Аляске (вполне возможно, и в ходе более ранних контактов) поднималась, и это теперь можно считать фактом. Впрочем, само по себе обсуждение стратегической стабильности в той или иной форме естественно: конфликт на Украине мало отделим от стратегических отношений между Москвой и Вашингтоном с учетом того, что обе ядерные сверхдержавы — прямые (Россия) или косвенные (США) участники этого конфликта. Заявление Трампа интересно скорее тем, что представляет тему стратегической стабильности как отдельный от Украины кейс, связанный с желанием обсуждать глобальную ядерную безопасность в принципе, вне привязки к текущим и потенциальным региональным конфликтам.

Однако детали и контекст, которыми Трамп наделил эту тему, — скорее то, как в Вашингтоне хотели бы видеть такой диалог. Во-первых, обсуждение этой проблемы американский президент представляет себе в конкретном, желаемом для Вашингтона ключе — в русле дальнейшего сокращения ядерных вооружений и денуклеаризации, а не просто заполнения вакуума после истечения Договора о стратегических и наступательных вооружениях уже в феврале. Во-вторых, администрация Трампа стремится подключить к диалогу Китай с целью сделать новый договор в сфере контроля над стратегическими вооружениями трехсторонним.

Скромные пробросы в этом направлении Трамп делал и ранее. Так, о желании поговорить о стратегической стабильности американский президент высказывался незадолго до саммита на Аляске, хотя и в достаточно неконкретном ключе. О желании трехстороннего диалога Россия – США – Китай, в рамках которого могла бы обсуждаться ядерная безопасность, Трамп говорил в самом начале своего второго президентства. Попытка с помощью России вовлечь в диалог о стратегической стабильности Пекин предпринималась Трампом и в последний год первой администрации: о желании трансформации двустороннего диалога в трехсторонний говорилось как раз в контексте обсуждения перспектив СНВ-III. Тема полной денуклеаризации была главной «фишкой» подхода к проблеме ядерной безопасности администрации Обамы.

Следует признать, что ко всем этим инициативам Москва исторически относилась весьма прохладно. Продвигаемое Трампом подключение Китая к этому диалогу воспринималось российским руководством по меньшей мере осторожно, если не сказать негативно. Рассуждения о необходимости вовлечения Пекина ходят по американским экспертно-аналитическим кругам уже достаточно давно и связаны с наращиванием китайских ядерных арсеналов. Они в течение ближайших лет способны если не достичь уровня российских и американских количественно, то стать более или менее соразмерными с ними по разрушительному потенциалу.

Стремление Вашингтона вовлечь КНР в диалог о контроле над вооружениями естественно: установление потолков и присоединение Пекина к денуклеаризации на уровне лозунгов — верный способ ограничить развитие китайских возможностей в стратегической сфере. В этих условиях инициативы администрации Трампа представляли собой достаточно топорную попытку решить эту задачу с помощью Москвы — мол, если такое предложение будет исходить от союзника, а не от оппонента, Пекин скорее согласится. Естественно, что Москва воспринимала эту роль без энтузиазма.

Отчасти по этой же причине неприемлемым для РФ кажется и дальнейшее сокращение ядерных потенциалов. Да, российский президент мог действительно выслушать своего американского визави по этому вопросу и отметить желательность достижения компромисса в этом вопросе, но едва ли Россия будет готова сокращать свои ядерные арсеналы в условиях сравнительного превосходства США в конвенциональных вооружениях и роста китайского ядерного потенциала. Для России — меньшей по размеру экономики, а значит, и обладающей наименьшими ресурсами для полновесной гонки вооружений — ядерная мощь необходима для обеспечения национальной безопасности и обороноспособности. Опять же, пока нет никаких знаков того, что о сокращении ядерных потенциалов готовы всерьез говорить в Пекине.

Для Москвы тема стратегической стабильности понимается не столько в аспекте обновления глобального режима ядерной безопасности, сколько в ограничении угроз в собственный адрес. Украинский конфликт продемонстрировал, что ядерная мощь не служит универсальной защитой от ударов по территории страны — обладателя ядерного оружия. ВСУ наносили удары ракетами средней и малой дальности и беспилотниками — последние использовались в том числе для ударов по элементам российской ядерной триады, стратегическим бомбардировщикам.

Распад договора РСМД фактически возвращает Европу во времена 1980-х годов, когда на развертывание в регионе американских «Першингов» Москва была вынуждена реагировать развитием собственных ракетных систем, поддерживать свою обороноспособность весьма дорогостоящими технологиями. Приходятся признать, что нынешние обстоятельства не намного лучше — хотя администрация Трампа ограничила поставки систем ATACMS Украине, планы администрации Байдена по развертыванию ракетных систем средней и малой дальности в Германии пока дезавуированы не были, а амбициозные намерения европейских стран по наращиванию военных расходов могут включать и закупку у старшего союзника дополнительных систем, и — в перспективе — создание своих.

Определенную нервозность вызывают и планы нынешней администрации США по созданию «Золотого купола» — национальной системы противоракетной обороны, способной ограничить возможности ракетных ударов по американской территории. Хотя консенсус и российских, и зарубежных экспертов заключается в том, что в нынешней форме такая система едва ли может угрожать российским возможностям по ответному удару, на уровне идеологии продвигаемый Трампом «купол» противоречит представлениям о гарантированном взаимном уничтожении как концептуальной первоосновы стратегической стабильности.

Пока, однако, нет никаких сигналов, что администрация США в самом деле готова обсуждать контроль или сокращение стратегических вооружений. В этом смысле диалог о стратегической стабильности, по-видимому, ведется пока в весьма общем ключе и на разных языках, в прямом и переносном смысле. Впрочем, этот как раз тот случай, когда уже и диалог самоценен.

Дмитрий Новиков, газета «Известия»

Сообщение Перспективы сокращения ядерных вооружений РФ, США и КНР появились сначала на NEWS-FRONT.